В расовых грёзах
Представленная вашему вниманию статья И.М. затрагивает тему, которая распадается на ряд актуальных вопросов прямо или косвенно регулярно возникающих перед представителями правого движения РФ. Новое осмысление обозначенных аспектов представляется сегодня жизненно необходимым, если мы хотим войти в постпутинскую эпоху с повесткой, позволяющей претендовать на легитимность в глазах нашего народа, рост своей численности, не говоря уже о реальной власти хотя бы на местах. Учение о Расах вечно, потому что верно, в то же время любое государство, построенное на идеях, доступных пониманию лишь узкого круга интеллектуалов, построено слабо.
К написанию этой заметки меня подвигли два, почти подряд состоявшиеся, диалога с разными людьми на примерно одну и ту же тему. Речь шла о значении расовой составляющей в нашей идеологии, а так же практической роли этого фактора в политике. Мои собеседники убеждали в том, что раса должна быть главным (если не единственным) ориентиром при выборе политической линии, а так же критерием во всех спорных вопросах общественной жизни. Резюмирую здесь основные тезисы моей позиции по данной проблеме.
Лично я считаю излишнюю концентрацию значительной части нашего правого движения на расово-биологическом аспекте в ущерб всей совокупности других: культурного, социального, политического и прочих аспектов – одной из причин того разгрома и упадка, в котором пребывает ныне это самое движение. Не единственной и далеко не главной, но достаточно важной причиной, чтобы об этом говорить.
Дело в том, что русские люди, даже и отказавшиеся от своей русскости, до той поры пока находятся в воспитавшем их культурном пространстве, склонны к максимализму и следованию по пути развития любой идеи до крайности. А расовый подход, если пытаться строго логически и без всяких тормозов его развивать, быстро приводит к мысли о необходимости построения совершенно новых, доселе невиданных социально-политических формаций и отношений, к которым решительно не готов никто, кроме самих апологетов этой идеи. Притом ненавистников и гонителей у неё по очевидным причинам намного больше, чем у какой бы то ни было другой.
Доводы о том, что проблемы депопуляции белой расы и т.п. печальных процессов являются глобальными, общими для всей Европы и потому, дескать, важнее любых местных проблем, никак не меняют ситуации. Такие рассуждения ведут скорее к самообману, потому, что во всех других белых странах последовательные сторонники белого расиализма составляют такое же, а то и более ничтожное меньшинство, как и у нас. Подавляющая часть представителей белого человечества, будь они хоть трижды расиалистами, не спешит отказываться от своей национальности в пользу построения новых исторических общностей на основе черепомерки, и в целом строит свою политику на иных, более традиционных основаниях, нежели расовая теория и соответствующая солидарность. То есть практического значения все утверждения о всемирном значении борьбы не имеют, и уж точно рассчитывать на помощь из-за границы в вопросе преобразования своей страны не приходится. Подозреваю, что тоненькая как бензиновое пятно на луже прослойка восточнославянских расовых радикалов вообще может искать полноценных единомышленников только в мультикультурной Америке и других подобных местах, соответствующих полёту их фантазии. Во всех нормальных белых странах базовыми категориями остаются национальность, вероисповедание и идеология.
Желание исключить возможность конфликтов между белыми народами является благородным, и его можно приветствовать, но идея постановки Расы на первое место кажется мне нежизнеспособной по целому ряду причин.
Первейшей из них является заведомое противоречие между рисуемым идеалом представителя белой расы и реальным разнообразием фенотипов Европы. Дотошное следование расовому принципу неизбежно ведёт к результатам, обратным желаемому: не к белому единству, а к ранжированию отдельных индивидов, а значит и целых европейских наций согласно расовой иерархии, что уже имело место в XX веке (окончившись полнейшей катастрофой прежде всего для тех самых сливок белой расы). Причём если «эталон» в виде нордического типа, в котором максимально выражены отличия белой расы от других, очевиден, то «спускаясь ниже» довольно сложно не запутаться. Что важнее – пигментация или форма черепа? На этот вопрос в разных концах Европы будут разные ответы.
Борьба с национальным шовинизмом на основе расиализма, таким образом, внутри себя имеет зародыш не менее суровых конфликтов.
Другой известной проблемой является то, что принадлежность к белой расе сама по себе не сигнализирует ни о чём, кроме самой себя. То есть на практике абстрактный белый, пусть он хоть трижды нордид, может иметь в политическом смысле тот же заряд, что и представитель иной расы – быть антифашистом, исламским фундаменталистом и ещё кем угодно. В то время как религиозная или национальная принадлежность говорит сразу о многом. Прекрасной иллюстрацией запутанности ситуации с расой является то, что некоторые чеченские вакхабиты и бойцы ИГИЛ в расовом смысле дадут хорошую фору многим представителям «высшей расы» из Греции, Болгарии, Италии, Испании, однако вряд ли нашим доморощенным расистам придёт в голову солидаризоваться с голубоглазым правоверным мусульманином, отвергая курчавого смуглого представителя «Золотой Зари» или «Каза Паунд».
По большому счёту, суровая черепомерка (как система ценностей, а не как процесс исследования) являет собой самый натуральный материализм того же пошиба, что и у марксистов. И так же как марксизм она сужает сознание, ограничивает кругозор, навязывая искусственные и оторванные от жизни схемы.
Как уже было сказано вначале, чисто расовый подход предполагает основательную ревизию во всех сферах жизни общества, но ввиду своей неординарности и, в то же время, тотальной табуированности, найти средства и подходящие формы для его реализации крайне тяжело, если не сказать – невозможно. Сторонникам голого расиализма на наших территориях попросту не на что опереться ни в плане исторических прецедентов (разве что натянуто кивать на короткий период оккупации III Рейхом), ни в плане существующих социальных структур, общественных институтов. Трудно представить какую-то подходящую для них площадку или сферу мирного приложения усилий: им как идеологическому течению негде себя реализовать кроме как в культурном гиперандеграунде и самоубийственном уличном насилии.
Если принять хотя бы изложенное, то уже частично становится понятной та деструктивная роль, которую играло и играет выпячивание расовой тематики и культивирование подходов, свойственных американским расистам (с 14 словами и прочим багажом), но совершено неуместных в Восточной Европе.
Следование путём заморских образцов, даже там не имеющих заметного успеха, с 1990-х и до нынешнего момента лишь способствовало тому, что целое поколение молодых правых в нашей стране оказалось по большому счёту выключено из актуальной политической реальности с её многогранной, укоренённой в местных реалиях проблематикой и возможностью влиять на процессы, продавливая свою повестку. То есть фактически потеряно и для нации, и для расы.
Что касается преодоления шовинизма, действительно губительного сейчас для белой расы, то для этого должны быть задействованы не кучки безнациональных маргиналов-субкультурщиков, не способные на что-либо повлиять в своей стране и только вещающие собратьям за рубеж сладкие речи о единстве белой расы, а ответственные за свой участок борьбы, за свою нацию организации, решающие этот вопрос, находясь в тесной связи с народными массами своей страны, попутно с более насущными для своей страны вопросами.
В ином же случае расовая солидарность и пан-европеизм останутся красивой фразой или будут служить фиговым листочком для прикрытия национального предательства с целью покомфортней устроить свою индивидуальную жизнь в другой стране.
При этом истинным единением родственных народов возможно называть только то, которое утверждено на базе общего мировоззрения, дающего духовную опору существованию цивилизационного единства.
И.М.